Рыжик – крупный широкогрудый пёс, помесь стаффордширского терьера с дворнягой, настороженно остановился на краю пустыря, и бежавшая за ним стая тоже остановилась. Свалка, к застарелому тяжёлому запаху и рельефу которой собаки давно привыкли, вдруг изменилась. Залежи старого мусора два бульдозера отодвинули в сторону, к лесу, и без того усеянному брошенными вонючими пакетами. Образовалась широкая площадка. Неподалёку на дороге стояли две легковые машины, то там, то сям переговаривались люди. Рыжик коротко взлаял, круто повернулся и увёл стаю в лес, решив подождать, когда незваные гости уберутся с его территории.
Но люди не уходили. Подъехали друг за другом несколько больших грузовиков.
Глава районной администрации – шарообразный курносый мужичок, похожий на актёра Леонова, суетливо перебирал документы, расписывался.
– Почему я должен контролировать? Это дело таможенников, в конце концов…
Нервно интересовался он у приезжего чиновника из областного центра.
– Но кто-то должен отвечать, Михаил Иванович. А я сегодня возвращаюсь в город. – Жестко говорил тот, поджимая губы после каждой фразы.
Когда высокий гость сел в машину, глава администрации окинул взглядом колонну грузовиков и судорожно вздохнул:
– Сколько добра!
Начальник полиции, здесь же присутствующий, молча кивнул с кислой миной.
Потом, словно взяв себя в руки, глава скомандовал:
– Пусть выгружают.
Машины стали поочерёдно заезжать на площадку. Поднимался кузов, на землю сыпались коробки и ящики, из них катились в стороны персики, апельсины, киви, упаковки сыра, консервные банки…
Стоявшая неподалёку группа местных жителей подошла ближе.
– Иваныч, мы тут возьмём малость!
– Я вам возьму! – Взвизгнул глава администрации. – Запрещено!
– Ни себе, ни людям, – процедил высокий широкоплечий мужчина лет пятидесяти. – Хоть бы старикам роздали. Сам-то не голодаешь поди.
– А ты оголодал! Иди в магазин и покупай наше, российское!
– Или детишкам в интернат свезли бы...
– Нельзя, не положено, – раздражённо отмахивался глава.
Михаил Иванович и сам в глубине души чувствовал, что творится неладное, и переживал, что для уничтожения проклятой санкционки выбрали окраину вверенного ему посёлка. Он-то знал, сколько здесь безработных и на какие гроши живут люди.
Человек слабохарактерный, Михаил Иванович нервно гадал, что будут говорить о нём земляки, и в то же время испытывал священный трепет перед областным начальством. А уж мысли о кремлёвских небожителях вызывали неконтролируемые приступы паники и желание уйти в запой.
К людям присоединилась стройная девушка с серебристым диктофоном в руке.
– Газета "Варианты". Что вы думаете об уничтожении санкционных продуктов?
Парень, по виду чуть моложе неё, ухмыльнулся, дурашливо сдвинул на бок джинсовую кепку:
– Авось, сдюжим. Не одолеют супостаты. Инда взопрели озимые. Правда, на ценники смотреть страшно…
– Школу не закончил, а уже "пятая колонна", – снова завизжал глава администрации. Подскочил к журналистке. – Не надо записывать! Это хулиганье местное.
– Почему же? – Пожала плечами та. – Каждый имеет право на свою точку зрения.
Глава поманил рукой одного из полицейских. Тот отвёл девушку в сторону, стал что-то втолковывать.
Рыжик и стая наблюдали, как тронулись с места бульдозеры. Начали нарезать круги по площадке, смешивая с землёй сыр, колбасу, фрукты. Под гусеницами еда – плоды чужого труда, превращалась в месиво. Люди на обочине тихо матерились. Глава сидел в машине и в десятый раз пересматривал документы, словно плохо понимал смысл напечатанного.
Собаки в кустах принюхивались, сглатывали слюну. Наконец действо закончилось. Полиция заставила людей разойтись, укатило руководство на иномарке, уползли бульдозеры. Колонна грузовиков ещё раньше растворилась в тумане.
Тонкий месяц поднялся над лесом, над свалкой. Рыжик и стая выбежали из зарослей, жадно хватали пастями сыр, колбасу – порой прямо с грязью. Утоляли голод.
Свежие продукты собакам доставались редко, особенно в таком количестве.
Щенята насытились быстро, носились по свалке, трепали клочья обёрточной бумаги, разноцветного полиэтилена.
Послышались шаги, голоса. На этот раз стая не бросилась в лес. Ночь была их временем, а обильная еда – добычей. Рыжик первым бросился навстречу пришельцам, громко залаял, стая тоже подняла гвалт. В собак полетели палки и комья земли, послышалась брань. Рыжик увёл стаю в сторону, они прилегли на кучах старого мусора, раздражённо рыча. Но сытые желудки не располагали к агрессии.
Зато люди на свалке начали пререкаться между собой. То тут, то там вспыхивали перепалки.
Худенькая женщина в очках посветила под ноги фонарём, обернулась к рослой светловолосой девочке лет четырнадцати:
– Таня, здесь же ничего нет.
– Мама, ты просто плохо видишь. Вот я нашла – почти целый. Сыр "Маасдам".
– Как стыдно! Таня, может быть, вернёмся? Неудобно. Я же учительница.
– Вот именно. На твою зарплату такое не купишь. Даже без санкций. – Таня выбирала куски сыра, клала в полиэтиленовый пакет. – Потом вымоем, обрежем. Можно сырники испечь…
– Таня, тут бродячие собаки. Это же микробы! – Стенала учительница.
– Мама, не мешай. – По-крестьянски практичная Таня не походила на свою интеллигентную родительницу.
– И зачем я тебя послушалась! Неужели из-за сыра мы готовы отказаться от самоуважения, от чувства собственного достоинства?
– Иди домой. – Огрызалась Таня. – Я человек простой. Я как все. Ты вспомни о Лёшке и Шурке, ждут ведь вкусненького.
Учительница в темноте всхлипнула – троих детей одна поднимает, а помочь некому.
– Эй, чего явились? – Послышался в темноте мужской бас. – Я с бульдозеристом договорился, чтобы тут только раз проехал, магарыч ставил, а вы на дармовщину...
В темноте звякнуло. Мужик держал два ведра.
– Мы за сыром. – Смело ответила Таня. – И между прочим, первые.
– Тут не очередь… Мне персики нужны. На самогон. – Примирительно пояснил собеседник. – Сладкие они – сахара не надо, хватит одних дрожжей.
Люди подбирали продукты, отряхивали, складывали в принесённую тару.
– С другой стороны, на халяву… – Успокаивал кого-то худой парень – тот самый, в джинсовой кепке. Бросал в сумку помятые фрукты.
– Слава Богу за всё. – Охала горбатая старушка, ползая на коленях в бульдозерной колее. С радостным удивлением рассматривала уцелевшую банку консервов.
Послышался надсадный вой сирены, и люди бросились к лесу, спугнув собак. Все вместе вломились в чащу.
На дороге остановилась машина с мигалкой. Громкий молодой голос прокатился над свалкой:
– Расходитесь по домам. Оштрафую к чертям!
– В мегафон говорит! – Хмыкали люди в лесу. – Ты поймай ещё в темноте-то.
Кто-то у дороги тонко запричитал.
– Не трогайте, сынки. Я мимо шла.
– Кого забрали? – Зашептались в лесу, переглядываясь.
Оказалось, горбатую бабушку – не успела спрятаться.
Кто-то предложил пойти в отделение и заступиться, но остальные зашикали: активист нашёлся! Нам проблемы не нужны. И так отпустят – с неё взять нечего…
Двинулись по домам, обсуждая удачные находки.
Рыжик вывел стаю на свалку. И звери снова ели – уже медленно, впрок.
Если бы так было всегда! Каждый день привозили продукты, утюжили бульдозером, оставляли собакам… От полноты чувств Рыжик счастливо взвыл, подняв морду к месяцу. Потом упал на спину и стал кувыркаться как щенок. Другие псы начали гоняться друг за другом, играя, весело и беззаботно. Вот он – собачий рай!
Глава администрации, поднятый с постели звонком, слушал отчёт о происшествии, и плачущим голосом повторял в телефонную трубку:
– Хлоркой, хлоркой в следующий раз надо посыпать, чтоб ни одна тварь не сунулась!
