Периодически мне приходиться говорить, как невыносимо скучно оказываться на страницах в отрочестве и молодости прочитанных исторических книг — про то, как после провала реформ попадали страны в застой, как от сперва небольшого конфликта начинались войны или длительные периоды ожесточенной общественной конфронтации, как теряла свои духовные силы интеллигенция, погрязая в идиотских спорах… В возрасте в первый раз приехавшего в Хогвартс Гарри Поттера читать насмешливого Герцена о спорах с защитниками крепостничества и самодержавия, о склоках западников и славянофилах, о споре Гоголя с Белинским о религиозности народа… Чтобы через четыре с лишним десятилетия оказаться в обществе, где подобные дискуссии — самая злободневная актуальность. С тех же почти позиций и почти теми же словами.
Кстати, об Украине. Еще сто лет (всего — 100!) назад о том, что Польша — неотъемлемая часть России твердили те же типажи, что сейчас отказываются считать Украину отдельным государством отдельного народа. И о том, что Финляндия не должна иметь отличные от остальной России внутренние порядки — те же типажи, кто сегодня укоряет власти за потачки автономности Чечни.
120 лет назад в России интеллектуальным мейнстримом был тезис, что "духовное" по своей сути самодержавие куда лучше, чем продажная западная парламентская демократия. Вечное возвращение. В стране литературных антигероев.
Еще о Киеве. То, что там происходит, это — "бархатное" повторение событий в Венгрии 57 лет назад, в октябре 1956 года. Тогда, в ответ на расстрел чекистами мирной демонстрации, выступающей против сворачивания венгерского аналога "оттепели", Будапешт восстал, и повстанцами была создана Национальная гвардия. Был сброшен и разбит гигантский памятник Сталину. Повстанцы заняли почти весь Будапешт. Потом — потом у власти оказались радикальные реформаторы, распустившие колхозы, а Венгрия объявила нейтралитет и вышла из Варшавского договора. И через две недели восстание раздавили советские танки. Естественно, советским читателям газет и радиослушателям сообщалось о "провалившейся попытке фашистского мятежа".
В принципе, об Украине. Украина, безусловно, территориально больше, чем ареал украинской культуры и ареала доминирования украинского этноса. Как и Российская Федерация шире ареала русской культуры и русского этноса. Украинцы очень близки к русским. Как и чехи к полякам. Как хорваты и сербы. Однако предложений объединить Чехию с Польшей в одну Западнославянию почему—то не звучит. Хотя и религиозная близость есть — католики. Совместное проживание в одном государстве имеющих общий язык (при разных алфавитах) хорватов и сербов привело к двум раундам взаимной резни — 1941-44 и 1992-95 годов. Восстания против российского ига начались в Украине уже через сто лет после установления вассальной зависимости Киева от Москвы. А считая с попыток разорвать вассалитет гетманом Иваном Мазепой — уже через полвека. Украинцы и русские — очень близкие народы, но их разделяет "цивилизационное зеркало", которое проходит, условно говоря, по Днепру. По обеим сторонам этого зеркала социально-культурные, а соответственно, и политические процессы идут как бы с обратным знаком. Причина этого в том, что украинцы и русские в основе принадлежат разным цивилизациям. Украинцы — к Западноевропейской (или просто "Европейской"). Русские — к цивилизации дочерней от Европейской. Стесняться "дочерности" не надо. К числу европейских "дочек" принадлежат и Североамериканская, и Латиноамериканская цивилизация. Япония и Корея, и Вьетнам — "дочки" Китая. Тибет, Цейлон и Камбоджа — "дочки" Индии.
Польское католическое влияние гораздо более ослабило общую византийскую "матрицу" Украины, чем петербургское императорское просвещение — "матрицу" России. Поэтому Украина стремится, подражая Европе 10-30 годов XX века, стать полноценной этнической нацией-государством. А Россия, напротив, пытается сохраниться как ядро своей бывшей империи, оставаясь, по сути, лишь уменьшенным Советским Союзом. Украинцы никогда не считали свою светскую власть сакральной, а церковь — потенциально всемирной. Демократические выборы главы государства (гетмана) и полевого командира (атамана) — неотъемлемая часть украинской традиции. Точно так же, как для традиции русской — представление о главе государства как о живом боге. Гарри Каспаров писал о верховенстве права как краеугольном принципе европейской цивилизации. Я полагаю, что этот принцип — лишь производное от более фундаментального — уважения к автономности личности. Верховенство права возникло из необходимости иметь институализированного арбитра — при спорах императоров и королей с папами, графов и герцогов — с королями и городами, королей — с парламентами, правящих партий с оппозицией.
Я не очень люблю национализм — за "биологизацию" патриотизма. Но в данном случае украинский этнический национализм помог преодоление "совка".
Для националиста каждый член этноса — почти брат или сестра, его убийство своим государством или иным государством или народом — это покушение на биологическую силу рода. Поэтому организатор геноцида или иного массового истребления твоего этноса — самый чудовищные преступник.
Для имперского сознания все "зеркально": человек — строительный материал империи, поэтому обильное "расходование" или "отбраковка" строительного материала — показатель успешности работы.
В Украине почти не встретишь сталинистов — память о Голодоморе и репрессиях, а Ленин — это тот, кто перенес в Украину на штыках Красной армии гражданскую войну и чекистские расправы.
В России же Ленин — декларативный противник имперскости — стремительно утратил былой ореол высшего авторитета.
Но снос памятников Ленину воспринимается в России как бунт против бывшей метрополии; так воспринимался бы в Риме 3 века н.э. снос фактически независимыми галлами или бриттами бюста Юлия Цезаря или Августа — оскорбительный намек на уход из всемирной державы.
Необходимо отметить, что прочными антисталинистами в России являются только либералы (а также немногочисленные левые демократы — социалисты и анархисты) и правые русские националисты (условно — "власовская традиция"), которые выступают за русское этнонациональное государство и для которых коммунисты — губители их народа и разрушители их традиции.
30 лет назад, когда я работал в Институте научной и технической информации АН СССР (ВИНИТИ), я ежедневно просматривал десятки западных научных и научно-популярных журналов. Тогдашняя цензура (ее отменили только весной 1988, после гневной статьи светлой памяти академика Виталия Гинзбурга в журнале "Огонек) старательно вырезала или закрашивала тушью идеологически опасные статьи. Мы тушь пытались размыть и посмотреть на запретное. И вот к полувековому юбилею Голодомора, то ли "Нейчур", то ли "Нью саентист", мы докопались до статьи об искусственном голоде в Украине. В статье прозорливо говорилось, что если в СССР хоть немного ослабнет цензура, то украинцы узнают правду о Голодоморе. И после этого Украина любым путем, но выйдет из состава России (СССР — это ведь, как все понимали, очередной псевдоним Российской империи). И на этом империя закончится. Потому что именно удержание Украины делает Россию европейской империей. Вывод статьи был прост — только удержание в тайне правды о Голодоморе сохраняет Россию как империю.
Правда раскрылась. Украина ушла. Помаранчевый президент Ющенко увековечил память жертв Голодомора. За это Москва его так люто ненавидит. Как и приведший его к власти Майдан. Евроинтеграция Украины окончательно хоронит не просто Россию как империю, но и все надежды на ее воссоздание. От этого и жуткая, захлебывающаяся истерика в Москве.
Теперь главное, ради чего все это написано. Вернемся к страницам старых книг. Нынешний конфликт России с Западом, хотя и очень "бархатно", по стилю напоминает события, давшие толчок Крымской войне и заложившие фундамент агрессивного антизападничества российского деспотизма (во всех его аватарах).
160 лет назад Николай I решил, что Османская империя достаточно сгнила (стала "больным человеком Европы") и может быть расчленена.
Сегодня Кремль решил, что Украина на пороге банкротства, а Западная Европа погрязла в финансовых дрязгах и не будет слишком сопротивляться ее поглощению.
Тогда Петербург ультимативно потребовал от Истамбула признать его "покровителем христиан" на подвластных Турции землях. Фактически это было требование передать Российской империи Балканы, Ливан, Палестину, нижний (северный, тогда коптский) Египет, восточную (тогда армянскую) часть Анатолии и среднюю часть Месопотамии.
Как ни "странно", но весь Запад, включая бывших союзников России по борьбе с Наполеоном и революционным движением 40-х годов, этот план отверг.
За пять лет до этого, после национальных и либеральных восстаний 1848 года, Россия — устами референта министерства иностранных дел поэта Тютчева — объявила себя "несокрушимым утесом", о который неминуемо разобьются революционные волны. Российская империя решила стать главным консерватором Европы. С ней не стали спорить и даже утверждали, что этот колпак с колокольчиками ей весьма к лицу. Незадолго до этого поэт Тютчев внес еще больший "вклад в дело мира". Когда восставший против сонма своих королей и князей немецкий народ заявил о решимости создать единое демократическое государство, Тютчев написал по поручению своего работодателя графа Нессельроде ноту, в которой, всячески поддержав стремление немцев к достижению культурного и экономического единства, решительно предостерегал их от пагубного и душевредительского стремления к единству политическому. Тютчев, как и его начальники, полагаю, был очень удивлен, что опубликование сей ноты мгновенно превратило немцев, в принципе, еще благодарных России за освобождение от Наполеона, в ярых русофобов.
Тогда в России стало модно считать утвердившийся в Европе либерализм странным идеологическим извращением — в отличие от единственно верного принципа "национального православного самодержавия". Но уж совсем предательством со стороны собратьев — христианских монархов Николай Павлович счел их заступничество за исламскую Турцию. Короче, друг друга не поняли.
Российская армия пошла в наступление на Кавказе и в Румынии. Англия, Франция и королевство Пьемонт (северная Италия) направили экспедиционный корпус в Крым. Консервативные Пруссия и Австрия, дважды спасенные Петербургом — в 1813 и 1849 — либеральных интервентов поддержали.
Провал той николаевской авантюры похоронил надежды Российской империи войти в византийские границы и сделать заявку на глобальный характер своего влияния, сравнимый с ролью Британии и Франции. С этого момента и до 1945 года Российская империя — СССР была обречена на провинциальность. И именно поэтому с 1853 года альфой и омегой внешнеполитической идеологии российского деспотизма стала вражда с Западом. Особенно — либеральным.
Лишь увлечение панславизмом, и от этого — особенная ненависть к Австрии и вообще к "германизму" сделали в 1891—1917 годах профранцузские настроения модными среди либеральных кругов и части аристократического истеблишмента.
Резюмирую. Все, что говорит сегодня путинский агипроп про Западную Европу и ее вмешательство в дела Украины, говорил николаевский агипроп про Западную Европу и ее вмешательство в отношения между Российской и Турецкой империями.
! Орфография и стилистика автора сохранены
