Гособвинение запросило по 14 лет тюремного заключения для Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Очевидно, был проявлен гуманизм. Учли недавно принятые медведевские поправки к статьям Уголовного кодекса об экономических преступлениях и состояние здоровья Лебедева, иначе просили бы пожизненное. Даже как-то не верится, что в годы официального правления Путина прокуратура ограничилась 9 годами. Тогда это казалось верхом правового беспредела.
Сбываются самые худшие прогнозы по делу "ЮКОСа". Ходорковскому и Лебедеву, как, впрочем, и другим юкосовским фигурантам, не выйти, пока Путин у власти. Именно у власти, потому что в рамках выстроенной им системы наименование официальной должности "нацлидера" значения не имеет. Высоколобые интеллектуалы-политологи могут бесконечно долго размышлять, собирается Путин возвращаться в Кремль или нет — сути дела это не меняет. Страна все равно продолжает жить в реалиях путинизма — власти серых, обезумевших от денег, крови и вседозволенности.
Приговор по второму делу "ЮКОСа" — это и приговор тщетным чаяниям тех, кто связывал с приходом Медведева надежды на либерализацию. Можно, конечно, продолжать надеяться на гражданское мужество судьи Данилкина, но полагаю, что лимит гражданской позиции судьи, фактически игравшего роль статиста по ходу процесса, ограничится в лучшем случае двумя годами. Абсурд происходящего указывает на то, что и третье уголовное дело может быть не за горами. Тем более что Путин с твердой уверенностью уже не раз заявлял, что в деле "ЮКОСа" есть кровь.
Правовой беспредел 22 октября не ограничился залом заседаний Хамовнического суда. В унисон прокуратуре действовала и Госдума, принимая сразу во втором и в третьем чтениях поправки в закон о митингах. Теперь граждане России, получившие административные взыскания, не могут быть заявителями публичных мероприятий. О прописанных в Конституции правах в очередной раз забыли. Теперь ей, уже многократно втоптанной в грязь омоновскими сапогами, видимо, будет отводиться только роль важного атрибута в инаугурационных процедурах высшей власти. Интересно отметить, что по логике законопроекта граждане России, совершившие уголовные преступления, под ограничения не попадают. Власть еще раз демонстрирует, кто именно представляет, с ее точки зрения, угрозу общественному правопорядку. Все это мы уже проходили — в ГУЛАГе уголовники считались социально близкими и активно использовались для того, чтобы унижать и держать под контролем политических.
В то же время независимая отечественная журналистика все еще способна находить и демонстрировать светлые стороны нашей жизни. Заметка Наталии Осс, написанная под впечатлением от посещения Сколкова (этой ультрасовременной шарашки XXI века), была бы хороша и иронична, если бы не заканчивалась фразой "I have a dream". Никому не воспрещается мечтать о распространении сколковских стандартов на всю страну. Но фраза из знаменитой речи Мартина Лютера Кинга стала лозунгом тех, кто не просто мечтает, а борется за перемены в своей стране. Плывущим по течению и ждущим либеральных послаблений от жестко авторитарной власти стоит поискать другую, более адекватную формулировку для переполняющих их чувств.
Почти параллельно решениям Госдумы другой независимый журналист Антон Орехъ излил в блоге на "Эхе Москвы" свое негодование по поводу навязшей у него в зубах истории о 31-м числе. "Эта эпопея начинает потихоньку раздражать. Там все давно потеряло всякий смысл", — пишет он, тем самым фактически ставя знак равенства между теми, кто отстаивает Конституцию, и теми, кто ее постоянно нарушает. Использование слов "садизм" и "мазохизм" для описания этой действительно затянувшейся, но, увы, типичной для России истории противостояния распоясавшейся власти и политически активной части общества свидетельствует об утрате элементарного чувства гражданственности. Своего рода стокгольмский синдром мещанина, которого шум на улице во время жестокого разгона мирного митинга отвлекает от ТВ-шоу.
Не мог в очередной раз не оттоптаться на "Стратегии-31" и сам Леонид Радзиховский. Дешевый надоевший спектакль, имитация политики — так в интерпретации Радзиховского выглядит борьба за соблюдение 31-й статьи Конституции РФ. Но даже ироничный тон искусно выстроенного комментария не может скрыть заемной сути аргументов. Путинского — о проблемах рядовых граждан, связанных с перекрытием улиц во время митингов. И прохановского — о смертельной опасности для власти, уступающей оппозиции в столь принципиальном вопросе. При этом и Орехъ, и Радзиховский стараются в упор не замечать других организаторов и участников акции на Триумфальной. Конечно, язвить по поводу "перформанса" Лимонова куда сподручнее, да и безопаснее для репутации, нежели критиковать несговорчивость Людмилы Михайловны Алексеевой и упрямство Бориса Немцова...
