История с передачей Русской православной церкви "Троицы" Андрея Рублева показала степень расхождения между эстетикой и сакральностью. Последовательно проводимый принцип сакральности означает, что иконы должны находиться только там, где им молятся — в храме или в красном углу дома. В то же время эстетический подход делит иконы на имеющие высокую художественную ценность и не имеющие таковой. Причем в первом случае ставит во главу угла как доступность для обозрения и изучения, так и условия хранения, максимально обеспечивающие сохранность.

Все это хорошо известно, но существуют и менее понятные широкой аудитории казусы. Представим себе, что есть гражданин Х, который выносит из храма икону и сжигает ее. А есть гражданин Y, покупающий икону в магазине и сжигающий ее. Правоохранительные органы задерживают гражданина Y за кощунство, а гражданина Х приглашают выступить с лекцией о морали и нравственности.

Или же, например, гражданин Х разрушает древний храм XII века (домонгольской Руси), а гражданин Y — храм начала ХХ века в неорусском стиле. Оба жили давно, поэтому привлечь их к уголовной ответственности не представляется возможным. Но гражданин Х почитается в церкви как ктитор и храмостроитель (!), а гражданин Y вполне обоснованно считается воинствующим безбожником (это его самооценка, которой он гордился).

На самом деле, все просто. В первом случае (с иконой) гражданин Х — это священник, согласно каноническим нормам сжигающий пришедшие в негодность иконы с тем, чтобы избежать кощунственных действий в их отношении. Такая судьба, кстати, постигла большинство древнерусских икон — наиболее почитаемые же (в том числе и "Троицу") "поновляли", делая более яркими и "наглядными", используя современные для своего времени краски. Прихожанам это нравилось.

Во втором же случае гражданин X — это боярин XVII века, приехавший в свою вотчину и увидевший там построенный еще при Всеволоде Большое Гнездо маленький белокаменный однокупольный храм — меньше, чем у его коллег по думе. И приказавший нанятому не самому талантливому архитектору возвести мощный пятикупольный храм, который не стыдно показать друзьям. Крестьяне тоже, кстати, были рады — в прежнем храме не все прихожане могли уместиться, а в новом просторно и удобно, можно спокойно молиться.

У искусствоведов сердце кровью обливается, когда они представляют, сколько уникальных памятников было уничтожено вполне благочестивыми людьми. Но такое уничтожение не мешало — а нередко помогало — выполнять сакральную функцию. Лишь в период модерна восторжествовала эстетика, хотя и здесь не обошлось без проблем — первоначальные реставрации носили свирепый по нынешним временам характер. Реставраторы дописывали и доделывали произведения искусства в соответствии со своими представлениями о благородной древности. Николай I приказал привести Дмитриевский собор во Владимире в первозданное состояние — в результате были снесены древние галереи с лестничными башнями, когда-то соединявшие собор с княжеским дворцом. Но постепенно восторжествовали современные принципы реставрации.

В то же время сознательная архаизация современного общества приводит к двойственным последствиям. С одной стороны, происходит "ресакрализация", основанная на стремлении наконец-то обрести "Россию, которую мы потеряли" (в этом смысле даже 90-е годы в России были временем причудливого сочетания модернизации и архаизации — этот опыт еще предстоит осмыслить). С другой же она оставляет равнодушным секуляризированное население — реальных людей, живущих своими повседневными заботами.

Алексей Макаркин

t.me

! Орфография и стилистика автора сохранены